История первого камня
Николай Бондарев о том – с чего начинался большой биатлон в Ханты-Мансийске
Николай Петрович – личность в российском биатлоне полулегендарная. Именно ему, согласно легенде, удалось в нищее время убедить Губернатора Ханты-Мансийского автономного округа начать строить в дикой, по меркам иностранцев, Сибири биатлонный центр мирового уровня. Именно он курировал кампанию по проведению в нашей стране чемпионата мира по столь рейтинговому виду спорта. В год десятилетия проведения первого в Ханты-Мансийске чемпионата мира Бондарев согласился ностальгировать в обществе корреспондента Biathlon.ru.
— Есть какая-то конкретная дата, когда решили, что надо создать комплекс, при этом сразу мирового уровня? Что можно назвать днем рождения биатлонного центра?
— Это произошло, когда президент федерации биатлона округа (а им в то время был ваш собеседник) встретился с губернатором Александром Васильевичем Филипенко и они обсудили программу, в которой говорилось о том, что необходимо построить современный центр лыжного спорта и биатлона. Было это в 1994 году.
— Как возникло желание создать спортивный центр мирового уровня в Сибири, где на тот момент не было объектов даже общероссийского уровня?
— Желание появилось у меня как у энтузиаста спорта, как у коренного жителя Ханты-Мансийска. Спорт — это не только моя работа, но и мое же хобби, то чем я горю, чему отдаю всю энергию. Вот и организация соревнований, строительство объектов для них, было на тот момент моим увлечением. Тогда я был председателем Окружного спорткомитета и именно мне губернатор поручил выступить в роли заказчика. Пришлось о многом на время забыть — создавать фирму, объехать массу учредителей. Вы представляете — что это было такое в середине 90-х годов?! И тем не менее в 1995 мы уже создали фирму и начали строить биатлонный центр.
— От каких образцов и правил вы отталкивались, планируя будущее строительство?
— Есть правила Международного Союза биатлонистов (IBU), которые необходимо неукоснительно соблюдать. Подчеркну, изначально мы строили центр для себя – для нужд округа, для спортивного воспитания детей. Но Александр Васильевич, всегда говорил: «Если стоить центр, то на самом современном уровне». Контракт на строительство подписали в 1995 году. За этот год мы проехали несколько знаменитых биатлонных центров — были в Антхольце (в тот год там как раз проходил чемпионат мира), в канадском Кенморе, в Рупольдинге. Как известно, нет одинаковых стадионов — как нет и двух одинаковых людей. Есть ключевые требования: стрельбище должно соответствовать определенным стандартам, также как и трассы, трибуны, пресс-центр, комментаторские кабины… Нам было несколько проектов представлено. Часто спрашивают: «Кто контракт составил?». Мы местные, ханты-мансийцы, составили. С губернатором все нарисовали и отдали проектировщикам, чтобы они в рамки строительных норм все увязали.
— Вы рассказывали про знакомство с различными стадионами. После этого знакомства у вас сложилось видение ханты-мансийского центра?
— Первоначальный проект, от нынешнего, конечно, сильно отличался. Почему? Дело в том, что в те годы было принято — чтобы спортсмены перед стартом и после финиша как можно дольше находились на глазах у зрителей. В первоначальном проекте он по 700 метров уже после окончания гонки вдоль трибун проходили. Представляете – что это такое изнуряющей гонки да еще и в нашем климате?! Тогда я начал говорить с губернатором о первой реконструкции…
— До этого мы еще дойдем. Расскажите сперва о первых контактах с СБР, и международным союзом.
— Все началось с того что в 1994 году Виктор Маматов умудрился затащить к нам Исполком IBU. До сих пор удивляюсь – как ему это удалось. Возможно, дело было в том, что IBU на тот момент существовал автономно всего полтора года (после того как вышел из под «опеки» современного пятиборья). Приехали в частности Петер Бауэр, Андерс Бессеберг и другие известные деятели. Есть меморандум, в котором записано — что обязуемся сделать мы, и что — они. Наша задача была построить центр. Их – обеспечить этот центр международными соревнованиями.
— Какой был самый сложный момент стройки?
— Их было немало. Во-первых, приходилось искать средства по всему региону. Мы ведь пережили два дефолта, но стройку не бросили. Уже в 1997 года мы провели первые международные соревнования – практически на стройплощадке. Проведение соревнований на новом месте – огромные организационные сложности. Нужно было проехать по многим соревнованиям, буквально обойти все сборные, пригласить спортсменов, узнать — приедут или нет. Все это время стройка продолжалась. А примерно за две недели до начала соревнований (с 1997 по 1999 это был «Кубок Югры») работы сворачивалась и начиналась подготовка к международным соревнованиям. На момент проведения первого «Кубка Югры» стадион, например, был полностью сделан из снега. Полностью – от тренерской биржи до трибун! Днем я работал чиновником, а ночью садился за трактор и вместе с Мишей Мокеровым мы «лепили» стадион.
— А какие были призовые — раз известные биатлонисты ехали в «дикую» Сибирь?
— Призовые были не то что скромными – их вовсе не было. Изначально платили спортсменам за то что приезжали к нам. Полторы-две тысячи долларов для биатлонистов уровня Уле-Айнара Бьорндалена или Фруде Андресена. Многие ехали и просто так – чтобы поучаствовать в новом турнире. Ведь коммерческих гонок в биатлоне тогда практически не было – это сейчас их календарь практически сравнялся с календарем официальных соревнований.
Был еще непростой момент лицензирования. Напомню, на первых стартах все было слеплено из снега, а даже для международных стартов требовалась хотя бы «лицензия В». Помню как официальные лица IBU возмущались – мол, какая лицензия Б, если там все сделано из снега? Бессеберг тогда нас очень поддержал — сказал, что раз провели первые международные и провели хорошо, значит и лицензию заработали. Но критики не унимались. Когда в 2000 мы готовились провести первые официальные соревнования (Финал Кубка мира), мы показали техническому комитету огневой рубеж. Тогдашний глава техкома Янес Водичар затребовал специальное строительное оборудование для замеров всех углов, потому что боялся за то что мы все неправильно сделаем. Даже через такое приходилось проходить!
— Видимо, успешно прошли – раз получили чемпионат мира 2003 года?
— Это право мы получили еще до 2000 года. Напомню – проведение кубков мира, молодежных и взрослых чемпионатов мира было записано в меморандуме как обязательство IBU перед Ханты-Мансийском! Когда они его подписывали, то ….. долго сомневались, но потом согласились — уверен, думали, что ничего у нас не получится, Ханты-Мансийск, ведь тогда был, еще с деревянными домами и тротуарами. Помню, когда мы бульдозером снесли старое здание спортшколы то один из вице-президентов Международного союза звонил в панике – «Мы думали что вы новый стадион построите а вы и то что есть ломаете!». Не верили, одним словом. А мы строим, проводим международный турнир. Слово за IBU – международные юниорские соревнования и самая главная строчка в соглашении — «чемпионаты мира». Паника пошла в другом направлении. Как чемпионат мира? Это же прерогатива конгресса. Прошли и Конгресс -он состоялся в Зальцбурге в 1998 году. И тоже была масса вопросов по поводу лицензии. Я, честно говоря, удивляюсь – как легко сейчас Тюмень получает турниры мирового уровня. Нам каждый раз приходилось выдерживать несколько инспекций – даже когда минимальную реконструкцию проводили. А уж когда масштабные – вроде той что была накануне второго нашего чемпионата мира в 2011 году….
— Самое сложное мероприятие на вашей памяти?
— Сложности были всегда. Например, завтра старты, а в ночь ручьи из-под земли, приходится долбить и убирать воду (два раза такое было аккурат на 8 марта и наши жены оставались без поздравлений к празднику). То переживаешь из-за погоды, то из-за самолета. Помню в 2003 году, в самый разгар чемпионата мира, пришлось закрывать вход на стадион — не пускали даже по билетам. Настолько велик был ажиотаж — не то что на трибунах, а на дороге и вдоль трассы стоять было негде. Закрывали вход минут на 30, потом снова открывали. С другой стороны даже это приятно вспоминать – разбудил народ наш биатлон и, значит, что-то важное в этой жизни мы сделали.